
Разногласия, возникшие в связи с этим вердиктом, вызваны новыми веяниями в Ирландии, но решение судьи из Типперери вполне согласуется с патриархальным укладом жизни в стране. Женщины в расчет не принимаются и штрафу не подлежат, если они при мужчинах. Подчиненное положение прекрасного пола разумеется само собой: оно складывалось веками под влиянием католической церкви.
О ней отзываются в Ирландии, как о самой богатой, четко налаженной и весьма влиятельной организации в стране. Она имеет наибольшее число платных инструкторов, лекторов и агентов на местах, у нее свой парламент — встречи епископов в городке Мейнут у Дублина и свое правительство — кардинал и его окружение. В церкви есть правое и левое крыло, свои консерваторы и либералы, и она не парит в воздухе, крепко стоит на земле, твердо зная, чего следует добиваться как конечной цели, а это — не много и не мало как торжество христианства на всей планете в толковании и понимании католической церкви.
Мы в России это уже проходили: была партия, «ум, честь и совесть нашей эпохи», была миссия — повсюду насадить социализм, хотят того другие народы или нет. Чем кончилось, известно. На мой взгляд, у церкви и КПСС много общего, хотя сравнивать их негоже. Это — практически то же самое, как устроить состязания между взрослым мужчиной в расцвете сил и недозрелым мальчишкой. Однако в повседневной деятельности различия, по существу, только в названиях партийных и церковных органов да функционеров.
Епископ — тот же секретарь обкома, архиепископ — член ЦК, кардиналы образуют политбюро, а священники до боли напоминают мне кадровых партийных работников советского прошлого. Та же непоколебимая, часто показная, убежденность в своей правоте и демонстративный отказ выслушать иную точку зрения. Одинаковое стремление поставить заблудшие души на путь истинный, вне зависимости от их личных пристрастий. Одновременно — завладеть чужой душой, а тело использовать на своем хозяйстве. Они работают не во имя невесомых идей — бога или коммунизма, а на конкретные организации — церковь и партию.
Святой Патрик, имя которого сегодня носят сотни тысяч ирландцев по всему земному шару, с честью выполнил свой долг. Ирландия занимает далеко не последнее место в мире по охвату населения религией. Как утверждают злые языки, католические священники из США приезжают в отпуск на Изумрудный остров, чтобы отдохнуть душой, ради почета и уважения, чего им явно недостает на родине. Американских прихожан одной только проповедью в храм не заманишь, приходится прибегать ко всякого рода ухищрениям: приглашать модные певческо-струнные ансамбли с мощными усилителями, популярных комедийных актеров, на худой конец — политиков и чревовещателей.
В Ирландии пока живут по старинке, и на дверях ресторанов в сельской местности вместо обычной рекламы лепят рукописные многообещающие объявления: «У нас столуются священнослужители». А, как известно в народе, люди, постоянно общающиеся с богом по долгу службы и лишенные в силу своего сана ряда плотских удовольствий, понимают толк в хорошей еде и питье.
Ничто не пробуждает у ирландцев такого жадного интереса, как безбожник. Однажды я выступал в Национальном университете в Дублине, рассказывал о жизни в Советском Союзе, отвечал на въедливые вопросы, сыпавшиеся со всех сторон. Не мог себе представить подобную картину в Москве: американский журналист рассказывает о жизни в Соединенных Штатах. Советская власть настолько утратила уверенность в прочности своих позиций, что пугалась тени инакомыслия и старалась заглушить все радиостанции, вещавшие на русском языке. Что уж говорить о живых носителях информации, способной подорвать веру в торжество идей коммунизма! Их близко не подпускали к молодежи, а за контакты с иностранцами обладателя «серпастого и молоткастого» паспорта могли выгнать из вуза или с работы, а то и посадить всерьез и надолго.
Ирландские власти, почти сплошь католики, нельзя отнести к разряду трусливых. Они не чинили мне видимых препятствий: я мог ездить куда угодно, встречаться с кем угодно и выступать перед любой аудиторией. Видимо, в отличие от компартии, католическая церковь убеждена в своей правоте и готова ее отстаивать в споре с атеистами. Так я оказался в громадном актовом зале, до отказа набитом горячей молодежью. После моего выступления возле кафедры собралась толпа студентов.
Они продолжали задавать мне вопросы, среди которых главным был «Верите ли вы в загробную жизнь? А если нет, как же вы можете жить на белом свете?» И это интересовало людей, получавших высшее образование и наверняка кое-что постигших. В любой другой стране такой вопрос выглядел бы, по меньшей мере, странным, а в Ирландии он гармонично вписывается в общий стиль жизни.
К примеру, в дублинских газетах появилось объявление: «Всемирно известный Финбар Нолан принимает больных по понедельникам и четвергам. С часу до четырех дня — женщин и с четырех до шести вечера — мужчин». Это напоминает рекламу фокусников, сельских геркулесов и акробатов — они тоже «всемирно известные», других не бывает. Объявление могло бы затеряться среди анонсов развлекательных заведений, которые публикуются на последней полосе, но народная молва к тому моменту разнесла весть об успехах Финбара, и окраину столицы заполонили доверчивые люди. Они ждали чуда от 18-тилетнего юнца из Лох-Гона, глухого села на одну улицу в графстве Каван, одном из самых отсталых в промышленном и социальном отношении районов, дающем щедрый урожай невежд и лежебок.
В школе Финбар не засиделся, чем очень расстроил своих родителей, надеявшихся, что он станет священником в дополнение к старшему брату-полицейскому. (В сельской местности Ирландии каждая семья мечтает вырастить священника и полицейского). Так бы и остался незадачливый отрок работать на отцовской ферме, но мать вовремя вспомнила, что он — седьмой сын седьмого сына, а по ирландскому поверью такая родословная предполагает дар врачевания. По селу пустили слух, что при посещении больного родственника Финбар к нему прикоснулся, и тот встал с постели здоровым. Родственник проживал в другом графстве, голоса не подавал, и к дому Ноланов потянулась скорбная череда людей, отчаявшихся найти общий язык с дипломированными врачами.
Таковых нашлось немало в округе, и прием перенесли в пустовавшее здание танцевального зала в ближайшей деревне. На деревянных скамьях вдоль стен и прямо на полу расположились пациенты, в основном народ пожилой, испробовавший на своем веку не одного лекаря и самые неожиданные лекарства. Среди них бродили односельчане Финбара, неустанно повторяя байки о том, как он и вылечил. После первого визита, внушали они, стало хуже, и окружающие понимающе кивали головами: «Да, это лучше, когда вначале станет хуже», — а потом пришло долгожданное исцеление.
Во второй половине дня, после сытного обеда, народу являлся Финбар в модной прозрачной рубашке с кружевами, поигрывая мускулами и сверкая свежим маникюром. В полутемном зале вспыхивали разноцветные лампочки, унаследованные от прежнего танцевального веселья, и кто-то несмело аплодировал. Финбар взбирался на сцену, цепко хватался за микрофон и предлагал всем обнажить пораженные недугом места. Огни потухали, как для медленного фокстрота, и пациенты сбрасывали брюки и юбки, пиджаки и кофты.
«Исцелитель» начинал обход, громко пришептывая: «Во имя отца и сына и святого духа» и возлагая руки на страждущих. За ним следовал шустрый мальчик с тазиком «святой» воды, отдававшей хлором, куда Финбар спешил опустить пальцы после каждого «возложения». Ассистент по ходу дела интересовался, кому полегчало с прошлого посещения, и оглашал хорошие вести в микрофон. Плохие новости оставались медицинской тайной.
— Когда мне было две недели от роду, — разглагольствовал седьмой сын седьмого сына, — мать положила мне в руку червя, и тот сдох.
(Надо понимать, от ужаса при виде матери, кладущей червя в руку младенца).
— Тогда она поняла, что у меня дар врачевания. Вы, конечно, знаете, что, к примеру, артрит и ревматизм происходят от червей, засевших в спине, и я могу их изгнать. Это все от электричества. У меня его больше, чем у других, и токи передаются больным через мои руки.
Финбар специализировался на кожных заболеваниях, болезнях суставов, дефектах речи и эпилепсии, проявляя крайнюю сдержанность, если заходила речь о раковых опухолях. При необходимости он мог привести имена десятков людей, убежденных, что именно он избавил их от страданий. Врачи, правда, возражали, что у этих людей и не было симптомов болезней, которые нуждались бы в лечении, но критика нисколько не смущала Финбара. Он опасался интереса к его головокружительной карьере налоговых органов. «Исцелитель» утверждал, что денег за лечение не берет, только «приношения», но дотошные сборщики налогов докопались, что за короткий срок семья Ноланов приобрела недвижимость и несколько автомобилей.
Не меньшую известность получил в Ирландии последователь Финбара Патрик Кейси из отдаленного села в графстве Типперери. По его словам, однажды после футбольного матча он почувствовал сильную головную боль. Приложил руку — и все прошло. Ужаленный пчелой, снова приложил руку — и ни боли, ни опухоли. Положил червя на ладонь — и тот скончался в муках. Еще Патрик определял с помощью свинцового шарика на веревочке, кому принадлежит письмо: если шарик вертится по часовой стрелке — мужчине, если против — женщине.
Церковь не возражает против деятельности самозванных лекарей, если те помнят об интересах церкви. «Исцеление идет от веры, — твердят священнослужители и приводят примеры из жизни учеников Христа, творивших чудеса без помощи шарика на веревочке. — Вполне естественно, истинно верующие могут исцелиться и теперь». «Я верую, — бьет себя в грудь Финбар Нолан. — Моя сила дана мне богом, и я богом призван лечить людей. Если вы не верите в бога, я ничем не могу вам помочь».
«Невежество! Средневековье! Такое невозможно в просвещенной стране!» — Воскликнет возмущенный читатель, и будет не прав. Достаточно вспомнить Россию, где более семидесяти лет внедряли атеизм силовым путем, а потом воинствующие безбожники чинно выстроились в церквах со свечками в руках. Тем временем «перестроенные» россияне сгрудились перед телевизором, выставив сломанные будильники и трехлитровые банки с водой в ожидании, когда их начнут сверлить с экрана профессионально пронзительным взглядом и завораживать плавными движениями рук.
Миллионы телезрителей всерьез верили, что часы воскреснут, а водопроводная вода обретет целебные свойства. В стране, кинувшейся в капитализм, как в омут, очертя голову, вдруг появились сотни экстрасенсов, магов, чародеев, хиромантов, белых и черных колдунов и ведьм. К ним повалили толпами, забросив недописанные докторские диссертации, кандидаты наук и простые граждане, требуя чуда. Все это — при поголовной грамотности и под разговоры о высокой культуре, доставшейся от прошлых поколений.
И не надо думать, будто Россия уникальна в этом отношении. В Европе и Америке тоже есть свои кашпировские, чумаки, джуны и гробовые. Но, как и в случае с Финбаром, никто не предоставляет им возможности дурить людям головы по телевидению.
* * *
По официальным данным, девяносто пять процентов населения Ирландской республики исповедуют католическую веру. Трудно найти село без своего святого и церкви, без «святого» колодца с приписанными ему чудодейственными особенностями, но далеко не каждая деревня имеет школу поблизости. Куда ни поедешь, первое, что бросится в глаза, — громада католического собора, хищно нависшего над домами. Если в ирландском парламенте только и говорят, что о нехватке денег на жилищное строительство, то всегда находятся силы и средства на величественные церковные ансамбли, которым несть числа.
Женщины в городском автобусе дружно, как по команде, осеняют себя крестом, проезжая мимо церкви или кладбища. В селах Донегола старухи шепчут молитву перед тем, как щелкнуть электрическим выключателем. Священники встречаются на улицах Дублина чаще, чем медлительный городской транспорт. Возле больших магазинов в центре столицы дежурят постные монашки, многозначительно звеня мелкими монетами в жестяных коробках. Эти деньги предназначены для несметной орды миссионеров за границей. И тут же рядом, на мосту, сидят на холодном асфальте нищенки с протянутой рукой.
Все заявления, исходящие из Ватикана, истово публикуются ирландскими газетами, зачастую в ущерб важным международным новостям. По выходным дням у церквей выстраиваются длинные вереницы разномастных автомобилей. Для многих обитателей окрестных домов воскресный визит в храм — святая обязанность и событие недели. Все члены семьи выходят из дома в своих лучших платьях и костюмах, чтобы себя показать и на других посмотреть.
Это и возможность возобновить старые и завести новые знакомства, перекинуться парой слов о делах или вежливо раскланяться с нужными людьми. По окончании службы улицы заполняются празднично разодетой толпой прихожан, спешащих в ближайший паб промочить глотку после утомительных гимнов. Регулярное посещение мессы считается чуть ли не первым гражданским долгом, и бдительные соседи зорко следят, чтобы не было исключений из общего правила.
И не только соседи. Как-то житель удаленного села, оставленного по недосмотру церковных властей без собственного храма, был лишен водительских прав за грубое нарушение правил дорожного движения. Проще говоря, полиция установила, что сидевший за рулем человек был мертвецки пьян, даже имени своего не мог вспомнить. Казалось бы, с ним все ясно, но не всем. Судья, рассматривавший это дело, решил, что права нужно вернуть обвиняемому, когда тот пожаловался, что без машины не сможет еженедельно, как и подобает дисциплинированному католику, посещать мессу.
Мой приятель геолог Питер Джонс, с которым не раз вместе ездили на рыбалку, объяснил, что в Ирландии нельзя не принадлежать к одной из двух тесно спаянных общин — католической или протестантской. Иначе затопчут ногами.
— Никто вас не станет осуждать, если вы не верите в бога, потому что остается шанс вернуть вас в лоно церкви, — говорил Питер, идя на крутом подъеме на обгон тяжело дышащего грузовика лоб в лоб со встречной машиной, а когда та не выдержала напряжения, резко свернув в кювет, презрительно процедил: Трус!
Я, признаться, тоже испугался, а мой спутник, как ни в чем не бывало, спокойно продолжал:
— Во что вы верите, никого не интересует, но хотя бы раз в неделю вы обязаны возглавить семейный поход в церковь. В противном случае вы выпадаете из обоймы, а это значит, что вам, и жене, и детям жить будет исключительно трудно.
Англичанин, проживший в Ирландии почти двадцать лет, Питер полюбил Изумрудный остров и его обитателей, но всему знал истинную цену. Он же предсказал за тридцать лет до того, как это произошло, крушение Советского Союза под растущей тяжестью бюрократического аппарата, во что я, естественно, не поверил, но задумался.
Когда я определял своего сына в находившуюся недалеко от корпункта протестантскую школу, учительница, прежде всего, поинтересовалась, какой религии придерживаются в семье ребенка, и была явно озадачена, узнав, что нам хорошо и без религии.
— Та-ак, — протянула она, нахмурившись. — А что вы скажете, если ваш мальчик будет посещать утреннюю молитву? Это положено всем детям. — И сурово вопросительно взглянула на непутевого родителя.
Я не возражал и несколько дней кряду вынужден был разъяснять своему отпрыску, что такое рай и ад и почему мы с мамой не молимся на сон грядущий и ничего не просим у бога, обходясь своими силами. Вначале он смотрел на наше неблаговидное поведение осуждающе, а затем произошла полная трансформация. Мой сын стал убежденным атеистом и активным борцом против религиозных предрассудков в свои неполные семь лет. По возвращении в Москву он первым делом спросил у встречавших его родственников:
— Бабушка, ты в бога веришь?
— Нет, — ответила она, потупив глаза.
— А ты, дедушка?
— И я нет, — бодро отрапортовал беспартийный коммунист.
— Значит, вы хорошие люди, — заключил счастливый внук.
Видимо, крепко ему насолили в протестантской школе, рекомендованной мне как «одна из самых прогрессивных». Не хочется думать, что происходит в менее «прогрессивных» школах.
Учебная программа в республике более или менее унифицирована, но в Северной Ирландии в католических школах изучают гэльский язык и историю своей страны, а в протестантских — зубрят, как таблицу умножения, детали биографии английских монархов. Высшие учебные заведения тоже делятся по религиозному признаку, и в Дублине два университета: протестантский Тринити-колледж и католический Национальный с филиалами в Корке, Мейнуте и Голуэе. Такой порядок был заведен еще при английском правлении по настоянию противоборствующих церквей, опасавшихся растерять паству, если пустить дело воспитания молодежи на самотек, и с тех пор много воды утекло, но мало что изменилось.
Время от времени одна из газет в Дублине робко заикается о необходимости совместного обучения детей разного вероисповедания и расширения сети школ, живущих по этому принципу. Тотчас на автора крамольной статьи со всех сторон обрушивается критика, поднимается дикий шум и гам, сыплются гневные запросы в парламенте, и, в конечном счете, все остается по-прежнему. С раннего возраста ирландских граждан приучают мыслить церковными категориями, втайне или отрыто презирать тех, кто по-иному молится тому же богу.
Посещение школы для детей в возрасте шести — пятнадцати лет обязательное, но далеко не все семьи могут позволить себе лишиться пары рабочих, хотя и слабых рук, и власти особенно не придираются, когда закон нарушается. Обучение бесплатное, если не считать регулярной контрибуции, которую взимает разово и ежемесячно родительский комитет на всевозможные школьные мероприятия, что к концу учебного года выливается в изрядную сумму. Правда, семьи с низкими доходами от оброка освобождаются.
В июне проводятся промежуточные экзамены для 15-16-тилетних подростков и выпускные — для 17-18-тилетних. Затем они получают диплом об окончании школы и при желании и возможности могут подать документы в университет. В начальных школах — более шестисот тысяч детей, в средних — триста тысяч, а в вузах — около тридцати тысяч, и можно легко проследить, какой отсев происходит на каждой ступеньке и какой процент учащихся начальных школ попадает в университеты.
В высших учебных заведениях стипендию получает практически каждый пятый студент, а остальные вынуждены подрабатывать, нанимаясь грузчиками, официантами, разнорабочими и репетиторами. Перед рождеством, когда все без исключения ирландцы покупают подарки своим близким и за две недели магазины сбывают годовые запасы залежавшихся товаров, продавцы-профессионалы растворяются среди толпы студентов, принятых на работу временно, на горячую пору.
Мне же лучше знаком институт «бэби-ситтеров», обеспечивающий досуг родителей с малыми детьми. Девушки-студентки, рекомендованные соседями и друзьями, подряжались посидеть с нашим сыном, когда нам случалось отлучиться из дома по вечерам. Особую заинтересованность проявляли студентки с кафедры русского языка Тринити-колледж, поскольку могли попрактиковаться в языке. Да и во всех случаях удовольствие обоюдное — мы не тревожились за сына, сидя в гостях, а «бэби-ситтер» упивалась телевизором. К тому же ее труд оплачивался. Заработок на стороне для многих студентов — единственный путь к окончанию университета.
Правительство покрывает большую часть расходов на содержание школ. Параллельно существуют частные начальные и средние школы, взимающие высокую плату за обучение. Жалованье преподавателей и их квалификация там выше, чем в государственной системе, а детям полагается красивая школьная форма. Здесь не последнюю роль играет снобизм родителей: «Мой ребенок будет учиться в обычной школе? Только в частной!» — и они тянутся из последних сил, чтобы их отпрыск был не «как все».
Но где бы ни учились дети, контроль над деятельностью школ и процессом образования фактически осуществляет церковь, которая прямо или косвенно подвергает строгой цензуре учебники и программы. В каждом селе и городском районе голос священника решающий при выборе и приеме на службу директора школы, с его одобрения нанимают учителей.
* * *
Католический священник не ограничивается своими прямыми служебными обязанностями: проповеди, свадьбы, крестины и похороны. Он глубоко вовлечен во все происходящее в его приходе, и он является авторитетом фактически по всем жизненно важным вопросам. К нему обращаются за советом и помощью не только по семейным конфликтам, но и по деловым и юридическим проблемам, не говоря уже о такой деликатной материи, как набор игроков в местную футбольную команду.
Все это учитывается политиками, и в ходе предвыборных кампаний партийные лидеры не пропускают в поездках по стране ни одного монастыря, до седьмого пота гоняя чаи с монахами и монашками. После отъезда редкого гостя обитатели монастырей делятся своими впечатлениями от визита с жителями округи, так что все кандидаты на выборные посты очень стараются оставить о себе добрую память в умах и сердцах служителей церкви.
Однажды и меня пригласили в монастырь «ордена сестер горы Сион». В роли посредника выступил самый популярный в Ирландии телеведущий Гей Берн, живой, непосредственный, яркий человек, искатель приключений, по своей природе. Очень ему хотелось посмотреть, как поведет себя журналист из Москвы за монастырскими стенами, но кажется, я его разочаровал, не допустив ни единого ляпа, потому что мне очень понравились люди, с которыми случилось познакомиться.
Да, я родился и жизнь прожил в стране победившего социализма. Это значит, что меня учили ходить строем, едва я научился стоять на собственных ногах, заставляли думать и поступать не по собственному разумению, а плясать под чужую дудку. Поэтому любая организация, которая пытается навязать мне свою волю, вызывает у меня отторжение. Однако в этой организации могут работать достойные и очень симпатичные люди.
Нас встретили в монастыре молодые женщины, напористые и пышущие здоровьем, с румянцем во всю щеку, никак не похожие на богомольных и немощных затворниц. Жизнерадостные, трудолюбивые, внимательные, чуткие и отзывчивые, они определили смысл своей жизни как «служение богу во благо человека». Познакомившись ближе, я понял, что им можно смело доверить заботу над стариками и детьми, опеку над сирыми и немощными. Проводили гостей в огромный зал, где на длиннющих столах были разложены охапки свеже нарезанных пышных цветов и объяснили, что букеты пойдут на продажу в Дублине и Лондоне, а выручка — на содержание монастыря и благотворительные цели.
Показали стенгазету — все честь по чести: красиво вырисованный заголовок «Наш голос», заметки о плохой работе столовой, легкая критика в адрес игуменьи, уголок юмора со стишками и карикатурами. Проводили на богослужение и все время весело стреляли глазами в мою сторону. Очень им было интересно, как поступит журналист из России, когда вокруг начнут креститься и преклонять колени. А, может, снизойдет на меня благодать, наступит прозрение, и я приду к богу? Потом мы долго курили, пили необыкновенно душистый чай с пирожками, таявшими во рту, и беседовали о разных разностях.
Что меня особенно поразило, так это насыщенная, активная жизнь монашек. Конечно, они не забывают молиться, но большую часть времени проводят вне стен монастыря — в цветниках, парниках и огородах, в близлежащих селах и отдаленных городах. Навещают больных и многодетных, здоровых и одиноких, утешают, помогают, увещевают и вдалбливают слово божье. Удивила и широта познаний «сестер горы Сион», с болью и состраданием внимательно следящих за событиями в мире и своей стране.
В этом они мало чем уступали холеному иезуиту, с которым я встретился в доме Тима Пэта Кугана, ирландца до мозга костей, вольнодумца и большого выдумщика. Он решил устроить «бой быков» — столкнуть лбами изощренного мастера словесных баталий на фронте богословия с начинающим, но ревностным пропагандистом идей социализма. Рассадил нас по обе стороны пылающего камина в удобных мягких креслах, вручил стаканы с виски, сам устроился в центре и приготовился к роли рефери. Мы не оправдали его ожиданий. Беседа прошла мирно, и обнаружилось, что основные постулаты христианства мне не чужды, а мой оппонент скорее сочувствует моей стране, чем осуждает ее миссионерское рвение.
Только прогалина тонзуры на макушке да темная сутана, сидевшая на плечах иезуита, как модный костюм, пошитый у лучшего портного, напоминали о принадлежности моего собеседника к иному миру. Во всех других отношениях он был человеком светским, въедливо обаятельным и сведущим. Историю коммунистического и рабочего движения он знал не хуже священного писания. Позже признался, что этому предмету уделяется повышенное внимание во всех религиозных учебных заведениях. «Как мы можем с вами бороться, если не будем знать своего противника досконально?» — ехидно спросил на прощанье, намекая на то, что мои представления о библии оставляли желать много лучшего.
Протестантский пастор — равный среди равных, а католический священник возведен в Ирландии на некий пьедестал. Это сейчас грамотность среди взрослого населения достигает девяноста девяти процентов, а раньше служитель церкви в сельской местности был зачастую единственным человеком, умеющим читать и писать. Он был способен толковать законы и статьи в газетах, обучать детей грамоте и дать полезный совет, подсказанный не только здравым смыслом. А главное — католическая церковь всегда отождествлялась в умах ирландцев с борьбой против колониального гнета, и по сей день не истратила политического капитала, нажитого за столетия гонений.
Английская администрация прилагала все усилия, чтобы искоренить влияние католической церкви. Вся ее верхушка и основная часть клира были изгнаны, многие священники убиты, а тайно вернувшимся грозила смертная казнь. Ирландцев, не желающих отказаться от религии предков, выселяли на бесплодный крайний запад страны, а конфискованные земли передавались протестантам.
Государственной религией был объявлен протестантизм, и все население, в том числе католиков, обязали выплачивать налог на содержание протестантской церкви. В итоге подпольная католическая церковь стала «религией побежденных», символом национального протеста, а принадлежность к ней — делом чести многих ирландских патриотов. Борьба против английского владычества ассоциировалась с католической религией, что заложило прочную основу для широкого влияния церкви среди ирландского народа.
И это — несмотря на то, что католическая церковь, как и все главенствующие религии, всегда выступала на стороне власть имущих, как только находила с ними общий язык, решительно осуждала и гневно клеймила всех и всяческих смутьянов. В 1798 году архиепископ Дублина повелел отслужить молебен «во славу победы над повстанцами», то есть по случаю подавления восстания «Объединенных ирландцев». Два года спустя церковь приветствовала ликвидацию ирландского парламента и образование Соединенного королевства Великобритании и Ирландии, лишившее ирландцев даже намека на самостоятельность.
В 1920 году епископ Корка заявил, что борьба Ирландской республиканской армии против отрядов «черно-пегих» — «смертный грех», ибо эти отряды суть «законные вооруженные силы, которые следует уважать и оказывать им посильное содействие». В 1922 году руководители ИРА, в том числе будущий президент Ирландии Имон де Валера, были отлучены от церкви. Но после того как де Валера сформировал свое правительство в 1932 году, его отношения с католическими иерархами были вскоре урегулированы и закреплены плодотворным и взаимовыгодным сотрудничеством. Бернадетта Девлин, входившая в руководство движения за гражданские права в Северной Ирландии, в своей книге «Цена моей души» назвала «церковь-мать» «матерью-предательницей».
Характерно высказывание одного из ирландских епископов: «Церковь не выступает как группировка, оказывающая давление на правительство, подобно партиям или профсоюзам. Она вмешивается в дела государства с более высоких позиций, так как церковь — это богом данный защитник морального закона, и она же его интерпретирует». Иными словами, католическая церковь принимает на себя в Ирландии роль верховного арбитра добра и зла во всех вопросах, какую бы сторону жизни они ни затрагивали. Она ставит себя над правительством и народом, и она же старается диктовать свои условия и правила бытия, что напоминает наше советское прошлое, когда партком выносил решения по разводам и абортам.
В повседневной жизни католическая церковь вездесуща и всемогуща, следуя библейским заветам. Она принимает в свое лоно младенцев, благословляет новобрачных, исповедует и проповедует, отпускает грехи, стоит у ложа умирающего и провожает его в последний путь. Регулярные войска священников дополняют сводные полки более двухсот религиозных орденов, дислоцированных в Ирландии. Они держат под присмотром или содержат больницы и школы, дома для престарелых и бедноты. Не обходят вниманием инвалидов, прикованных недугом к домашним кроватям, где можно охватить всю семью и сочувствующих. Над входами в больницы и над кроватями пациентов распластались аляповатые распятья, и больного не допустят в госпиталь, пока не выяснится, какому священнику он отдает предпочтение.
Помнится, в городской больнице Голуэя случился большой переполох, когда доставили туда с советского рыболовного траулера матроса, нуждавшегося в экстренном хирургическом вмешательстве. По-английски он не знал ни слова, и с огромным трудом разыскали француженку, изучавшую русский язык на родине, а потом решившую продолжить образование в университете на западе Ирландии. С ее помощью врачи сумели поговорить с больным, но долго не могли приступить к операции, так как пациент отказался предварительно повидаться со священником. Потом матрос лежал на кровати за плотно задвинутыми занавесками, чтобы, видимо, предотвратить распространение «красной заразы» на соседей по палате.
Позднее где-то раздобыли библию на русском языке, и около месяца продолжалась молчаливая борьба возле прикроватной тумбочки выздоравливающего: с утра ему вместе с лекарствами подсовывали священное писание, а он аккуратно заталкивал книгу подальше под кровать, откуда ее выуживала к обеду нянечка, и все начиналось сначала. «Им хоть кол на голове теши, они все свое, — жаловался мне бедолага. — Но я не в претензии. Работа у них такая». Настырные проповедники слова божьего не сложили оружия, пока матроса не отправили самолетом в Москву. Французская студентка соблюдала нейтралитет.
Католическая церковь играет большую роль в Ирландии, но с каждым новым десятилетием слабеет ее прямое воздействие на ход жизни страны. Референдум 1972 года исключил из конституции статью, отводившую особое место церкви, отменили ряд законов, навеянных католицизмом, но еще остается гласная и негласная цензура над печатными изданиями и зрелищными мероприятиями. Причем ирландские писатели говорят, что церковь смотрит сквозь пальцы на вульгарные и пустые произведения, но не терпит мыслей новых, бросающих вызов устоявшейся системе.
Просмотр литературы, поступающей в Ирландию морем и по воздуху, входит в обязанности неторопливых таможенных чиновников. Они могут пропустить книгу без лишних слов либо конфисковать ее, ссылаясь на списки запрещенных изданий, либо передать ее в бюро по цензуре, которое заседает раз в месяц, расследуя литературные новинки. При постоянно возрастающем размахе издательского дела немногочисленные члены бюро, обремененные массой других забот, не способны скрупулезно изучить все книги, и показателем для них чаще всего служат название или рисунок на обложке.
Работа сложная и неблагодарная. Плывешь ли по течению или против течения, везде подстерегают острые подводные камни. Как отличить порнографию от эротики с первого взгляда? Три искусствоведа дадут три разных ответа на этот вопрос. Если пригласить четвертого, он выскажет особое мнение. С ними можно спорить или соглашаться, но в любом случае хранителям целомудренности общества не позавидуешь.
Бюро с порога отметает все относящееся к грубой пропаганде секса и насилия, но искать какую-то логику в его работе — занятие бесперспективное. Хотя запрещены все журналы с пикантными фотографиями и содержанием, те же журналы на иностранных языках имеют свободное хождение. Сегодня в Ирландии больше скрытой, чем официальной цензуры, и она проводится книжными магазинами, которые заказывают литературу для продажи в стране с учетом запросов покупателей и вкуса членов бюро по цензуре, а вкусы эти меняются.
* * *
Приблизительно такой же порядок существует в ирландской прессе, где от главного редактора до начинающего репортера уголовной хроники все выполняют функции цензора, и не приведи господь ошибиться, когда служба информации вступает в противоречие с интересами промышленных и торговых фирм, рекламирующих себя и свою продукцию в периодической печати. Ведь реклама обеспечивает большую часть поступлений в газетную казну, и дублинский еженедельник «Хайберниа» не зря сетовал на «рост влияния рекламодателей на редакционную политику национальной прессы». Журнал поведал историю Артура Уэйна, обозревателя «Айриш индепендент» по финансовым вопросам, который рассказал о планах слияния двух компаний, и был уволен из газеты, когда статья этим компаниям не понравилась.
Советским журналистам жилось легче. У них был один хозяин — КПСС, и пока стук пишущей машинки совпадал с колебаниями генеральной линии партии, сохранялась возможность трудиться по специальности. Мои ирландские коллеги находятся в худшем положении. Они вынуждены учитывать противоречивые, а иногда — взаимоисключающие позиции. Ближе всех стоит владелец газеты, который использует ее как средство пропаганды своих взглядов и защиты интересов тех, кто приносит ему материальную выгоду или усиливает его влияние в обществе. Здесь все предельно ясно: либо твоя точка рения совпадает с мнением верховного правителя, либо надо искать другую работу.
Дальше всех — правительство, способное испортить настроение и даже загнать в угол неуемных критиков, но одна партия сменяет у руля власти другую, и с одной из них возможен временный или долгосрочный союз. Сторонники правительства всегда найдут, за что его похвалить, даже если нет у него особых заслуг, а противники могут надеяться на победу оппозиции на следующих парламентских выборах. В этом прелесть многопартийной системы, позволяющей ругать до хрипоты и правящую партию, и ее оппонентов, никого не обижая и прекрасно осознавая, что они одним миром мазаны. При этом не следует переступать черту под названием государственные интересы.
В промежутке между ближним и дальним хозяевами находится верный подписчик или случайный читатель, купивший газету на ходу в киоске или с лотка, в общем, «публика», как в театре. Именно ради нее газетчики с риском для жизни лезут в пекло региональных конфликтов, раньше полиции прибывают на место убийства или крупного ограбления, пристают к политикам с острыми вопросами и проводят собственные расследования. Во имя Читателя совершают поступки, сравнимые с подвигом, и под прикрытием свободы прессы нахально вторгаются в личную жизнь известных людей и простых граждан, лгут, изворачиваются и подличают, пишут заведомые гадости.
Газета — изначально убыточное предприятие. Крайне редко удается поднять свой тираж до высот, обеспечивающих самоокупаемость, не говоря уже о прибыли, и немногим выпал долгий век, как свидетельствует история ирландской прессы. Ее первой ласточкой был «Отчет о главнейших происшествиях в Ирландии», появившийся в феврале 1659 года. У него было мало общего с современными ежедневными изданиями, и он был скорее похож на окопный «боевой листок» времен Великой Отечественной войны.
В XYII-XYIII веках газеты посыпались осенним дождем, но в памяти остались лишь «Даблин джорнэл», основанная в 1725 году и продержавшаяся на плаву целое столетие, и «Ньюслеттер», которую до сих пор выпускают в Белфасте с 1732 года. Любовь к печатному слову достигла апогея в середине XIX века, когда даже в глубокой провинции могли себе позволить несколько газет: в Голуэе с населением 124 тысячи человек — шесть газет и в Трейли, графство Керри, с 15 тысячами жителей — восемь изданий: пять еженедельных и три вечерних.
Первая газета по цене один пенс за штуку вышла в 1859 году. Это была «Айриш таймс», существующая и сегодня благодаря высокому профессионализму ее сотрудников, способных отличить новость от сенсации, а также мудрой редакционной и рекламной политике. За ней последовала в 1905 году «Айриш индепендент» и в 1933 году — «Айриш пресс», созданная Имоном де Валера на пожертвования из Америки. Она служила рупором Фианна фойл и, хотя эта партия долгие десятилетия формировала свое правительство, безвременно скончалась в 1995 году, доказав, что пребывание у власти не гарантирует жизни партийным изданиям, если страна живет по законам рынка и на деле гарантирует свободу печати.
Сегодня на Изумрудном острове выходят шесть утренних газет: три в Дублине — «Айриш таймс», «Айриш индепендент» и «Стар», две в Белфасте — «Ньюслеттер» и «Айриш ньюс», а также «Икземинер» в Корке. Кроме того, в Дублине издаются четыре вечерних и пять воскресных газет. В провинции существуют шестьдесят периодических изданий, почти исключительно еженедельники, и самый крупный из них «Керримэн» имеет тираж в 34 тысячи экземпляров.
Согласно классификации, принятой в англо-говорящем мире, газеты делятся на «качественные» и «популярные» («желтая» пресса, по нашей терминологии), то есть одни стараются информировать читателя, а другие — развлекают, будоражат и часто нагло врут. Первые подают на стол сытные блюда, а вторые норовят скормить сомнительный продукт, с душком. Воскресная и вечерняя пресса отличается умением преподнести самые тривиальные события как мировую сенсацию, разбрасывая на первой полосе аршинные многообещающие заголовки. Ее хлеб насущный — скандальная хроника, сплетни из личной жизни популярных певцов и актеров, а также богатых людей планеты. В этом она сродни провинциальной печати, которая не пропускает ни одной помолвки и свадьбы, конфликта местного значения и дальней катастрофы.
Все ирландские газеты переживают серьезные финансовые трудности, вызванные как растущей конкуренцией со стороны агрессивной английской прессы, так и падением доходов от драгоценной рекламы, которую перехватывает энергичное телевидение. «Айриш индепендент» склоняется в пользу партии Фине гэл и специализируется на всестороннем освещении спорта, что снискало ей популярность у завсегдатаев пабов, любителей спорта на расстоянии. Одно время «Айриш таймс» пыталась выпускать воскресное и вечерние приложения, но потеснить издания, обосновавшиеся на этом рынке, не удалось, и с планами экспансии пришлось распрощаться. Газета держится в стороне от межпартийных склок, подпитывается энтузиазмом своих неунывающих сотрудников и пользуется спросом у среднего класса и ирландцев, проживающих за границей, которых интересуют новости, а не болтовня вокруг новостей.
Пытливого читателя, перебирающего ирландскую прессу, ждет разочарование. Редакции многих изданий, судя по всему, исходят из принципа «Чем меньше знаешь, тем лучше спишь». Факты тонут в словоблудии, либо их просто опускают за ненадобностью, и газетные полосы посвящаются высказываниям и комментариям. Что сделало правительство, остается неясным, зато полполосы отведено рассуждениям о том, как все было бы хорошо, если бы члены правительства прислушивались к мнению данной газеты. Демонстрация защитников окружающей среды в центре Дублина пройдет незамеченной, но все пожары, ограбления, кражи, убийства и похождения звезд эстрады обязательно попадут в печать.
Одной из проблем работы в Ирландии была для меня добыча сухих и достоверных фактов. После поездки на Аранские острова захотелось написать очерк о крайнем западе, носящем имя Гэлтахт. Естественно, хотелось бы знать, сколько там живет людей, есть ли промышленность, какие перспективы развития. Звоню в соответствующее министерство. Оно так и называется: «По делам районов, население которых говорит на гэльском языке». Казалось бы, любой его чиновник должен отрапортовать основные цифры, даже если разбудить его среди ночи. Как бы не так! Обещают выяснить, уточнить, согласовать и перезвонить. Наступает молчание. На следующий день приходится снова беспокоить государственных служащих. Они сообщают номер телефона доселе неизвестного мне департамента, а там на телефонные звонки вообще не реагируют.
Значительно больше повезло мне с радиовещательной и телевизионной корпорацией Ирландии «Радио телефиш эрен» (РТЕ). Ее репортеры каким-то особым чутьем угадывали, где происходит самое интересное, и охотно делились своими впечатлениями. Они были самыми информированными людьми, буквально только что окунувшимися в самую гущу событий, и РТЕ порой рассказывает людям о случившемся без прикрас и докучливой официозности. Телевидение часто помогает зрителям публично обсудить злободневные проблемы, по которым готовятся специальные программы, и в исключительных случаях — составить свое мнение о ситуации, складывающейся далеко от Ирландии.
В чем я мог убедиться, когда в разгар перестройки мне позвонила по телефону в ТАСС девушка, представившаяся Уной, корреспондентом РТЕ. По заданию редакции она приехала с оператором в Москву, чтобы попытаться на месте понять и оценить горбачевскую фразу «процесс пошел». Уна обошла и объездила полгорода, поговорила, как могла, с помощью переводчика, с москвичами, зафиксировала пустые полки магазинов, взяла интервью у некоторых самых голосистых ораторов со Съезда народных депутатов, а теперь, следуя рекомендации Пэн Коллинз, решила, как говорят американцы, поковыряться в моих мозгах. Мы просидели два часа в кафе на Арбате и встретились вновь в 1991 году накануне президентских выборов. Новая Россия очень заинтересовала ирландцев.
РТЕ была создана по решению парламента в 1960 году как «автономная и независимая организация». В то время предрекали, что корпорация «будет способствовать возрождению гэльского языка и национальной культуры», «представит за рубежом правдивый облик Ирландии». Эти надежды оправдались лишь частично. Компании, рекламирующие свои товары и услуги по радио и телевидению, настояли, чтобы передачи велись только на английском языке. «Требования рекламодателей, — отмечала «Айриш таймс», — нельзя совместить с национальными задачами, стоящими перед РТЕ».
Однако с их мнением приходится считаться, так как от рекламы зависит свыше половины доходов корпорации. Одну треть обеспечивают поступления от оплаты населением лицензий на право пользования телевизором. По городским улицам и сельским дорогам разъезжают по вечерам машины с выставленными на крыше чуткими антеннами: они вылавливают нарушителей закона, которые подвергаются затем жесткому штрафу. Все предельно просто — если хочешь смотреть телевизор, покупай лицензию. Это касается и жителей восточного побережья, которые с помощью обычной телевизионной антенны могут принимать несколько каналов английского телевидения и просто игнорировать РТЕ.
Несмотря на то, что корпорация получает доходы из разных источников, денег не хватает на подготовку собственных программ, и заграничный товар поглощает основную часть времени, отведенного в эфире ирландскому телевидению. По радио чаще можно услышать о прелестях стирального порошка «Эриэл», чем о жизни самой Ирландии Настырная реклама преследует ирландцев повсюду, и единственным утешением служит мысль о том, что в Америке в этом отношении еще хуже при великом изобилии телеканалов.
Проблемы не ограничиваются финансами. Правительство то и дело назначает комиссии для обследования деятельности корпорации, ясно давая понять, что оно хотело бы контролировать автономность и независимость РТЕ. Продюсеров и редакторов засыпают директивами и запросами, на которые нужно реагировать, и не только административные, но и творческие работники задыхаются под грузом бумаг, от которых нет спасения. Так спокойнее для властей, потому что никто не поручится за результаты журналистского расследования, предпринятого непутевым и политически неуравновешенным телерепортером. А пока все читают новые указы да отписываются, покушаться на устои нет сил и времени.
«Закручивание гаек» в РТЕ происходит вне зависимости от того, какая партия в данный момент стоит у власти, но особенно старается Фианна фойл, создавшая за десятилетия своего правления широко разветвленную сеть патронажа, которую называют «мафией Фианна фойл». Партийные активисты и доноры, вносившие вклады в предвыборные фонды, получают теплые места в государственном аппарате, обрастают влиянием и прихлебателями. Если поступают заявки на лицензию на открытие нового паба от сторонников правящей партии и оппозиции, не возникает сомнений, кому повезет. Когда открывается вакансия на должность заведующего сельским почтовым отделением или отделом в государственной корпорации, первыми в очереди оказываются «солдаты судьбы».
Политический капитал Фианна фойл зарабатывает, популяризируя главную цель своей программы — «обеспечить единство и независимость Ирландии как республики». Об этом, правда, забывают, находясь у власти, но это обстоятельство не пропагандируется, чтобы не лишать народ последних иллюзий. Естественно, главной заботой для избирателей остаются работа, дом и семья, но Ирландия более политизирована, чем Америка или Европа, из-за своего колониального прошлого и его наследия — раскола страны. Метки: Здравствуй Ирландия, Литературный биеннале, Юрий Устименко