ВЕРА

Лучше страшный конец, чем бесконечный страх. (Шиллер)

Вера не вошла — она ворвалась в свою квартиру и дрожащими руками заперла дверь на оба замка и цепочку. Отступив пару шагов назад, она не могла отвести взгляда от дверного глазка, в котором боялась увидеть тень преследовавшего ее человека. Затаив дыхание, Вера стояла в прихожей и прислушивалась к шорохам в подъезде. Ей казалось, что вот-вот хлипкую дверь начнут ломать безжалостные руки незнакомца, с которым ей пришлось подниматься в одном лифте, и который так пристально и похотливо ее рассматривал. От воспоминания этого взгляда, по спине пробежали мурашки, и на лбу выступили мелкие капельки пота.

Постояв минут пять, Вера немного успокоилась и перевела дыхание, которое пыталась сдерживать, чтобы не выдать незнакомцу своего присутствия за дверью. Когда она выходила из лифта, мужчина сделал вид, будто поедет дальше, но Вера точно знала — он вышел вслед за ней и незаметно следил, в какую именно квартиру она войдет. Теперь ему известно, где она живет, и раз он не стал вламываться сейчас, значит, попытается сделать это ночью, когда все соседи уже будут спать и, даже разбуженные криками о помощи, просто побоятся выйти в подъезд, чтобы защитить ее.

За дверью не было слышно ни шороха, но фантазии, рожденные паническим страхом, рисовали Вере картину притаившегося за углом безжалостного и непредсказуемого человека, который прислушивается ко всему происходящему в квартире. Измученная сомнениями, Вера заставила себя на цыпочках подойти к двери и заглянуть в пугающий возможной картиной глазок… Но в подъезде было пусто. Ярко светила лампочка, вкрученная на днях соседом из квартиры напротив, и расщепленный дверным глазком свет радужными кольцами отражался в расширенном зрачке перепуганной Веры.

Неожиданно за дверью что-то стукнуло. Из соседней квартиры вышел мальчик с ведром в руке и, шаркая комнатными тапочками, скрылся за углом в направлении мусоропровода. Вера услышала, как скрипнул тяжелый контейнер, затем ребенок несколько раз стукнул ведром по его краю, пытаясь вытрусить прилипший ко дну мусор, а потом все содержимое с грохотом обрушилось с седьмого этажа в зловонную трубу, где вечно гулял сквозняк. Мальчик вернулся в квартиру и закрыл за собой дверь, громко щелкнув массивным замком. Эти действия успокоили Веру, она решилась снять пальто, разуться и пройти в кухню.

Все окна квартиры выходили на южную сторону. По утрам солнечные лучи освещали стены Вериной комнаты, и она, нежась под мягким одеялом, радовалась новому дню. За окном стоял октябрь. Дожди уже отморосили, и наступило бабье лето. Солнце, используя последнюю возможность подарить людям немного тепла, светило во всю свою небесную ширь.

Вера любила осень. Пожелтевшие деревья под ее окном успокаивали своей грацией. Природа засыпала, а люди продолжали суетиться, не обращая ни на что внимания. С седьмого этажа все движение во дворе кажется каким-то сказочным, нереальным, словно смотришь фильм в кинотеатре. Вера очень часто, иногда, даже часами, могла простаивать у окна, рассматривая жизнь, происходящую внизу. Эта заоконная жизнь, не касающаяся самой Веры, казалась какой-то удавшейся, счастливой, такой полной и радостной. Эта жизнь так отличалась от жизни самой Веры, что в последнее время стала для нее единственным смыслом ежедневного пробуждения.

Чувство оторванности от всего земного пришло к Вере недавно, после неожиданной смерти мужа. Как хорошо они жили — душа в душу. Как счастливы были вдвоем. Никто не нужен им был, ни друзья, ни родные. Они наполняли друг друга своей любовью. И вдруг этот страшный диагноз – рак.

Петя умер за три месяца. Она даже не успела все осмыслить, как его не стало. И потом не смогла… Все произошло так внезапно, и Вера никак не могла поверить, что больше никогда его не увидит. Она только ощущала одиночество, которое поглотило ее целиком, оставив лишь картинку чужой жизни за окном да мужские рубашки в шкафу и бритвенные принадлежности в ванной комнате. Все висело и стояло на своих местах, и Вере казалось, что Петя просто вышел в магазин и должен скоро вернуться. И она смотрела в осень и ждала, что он вот-вот появится на усыпанной желтыми листьями тропинке…

Вера чиркнула серой о коробок, и спичка с шипением вспыхнула в дрожащей руке. Синим пламенем беззвучно зажегся газ. Через несколько минут заскрипел чайник. Вера продолжала стоять около окна и всматриваться в глубину двора, туда, откуда обычно приходил Петя. Если бы он был сейчас рядом, ей не пришлось бы бояться приближения ночи, наполняющей тишиной пустую квартиру. Если бы он появился на этой желтой тропинке и привычно махнул ей своей сильной рукой с бледной мягкой ладонью… Все страхи улетучились бы. Он обнял бы ее и защитил от опасного мира, от всего земного зла… Но Петя все не шел.

Чайник наполнил кухню тяжестью пара. Вера очнулась от воспоминаний и выключила конфорку. Худыми пальцами она обхватила горячую ручку и налила кипяток в чашку, повторившую формой половинку сердца. Второй его половинкой была Петина чашка, и если поставить две чашки рядом, вплотную друг к другу, то выходило одно большое сердце. Разъединенные половинки так символично передавали раскол, произошедший в сердце самой Веры, что она трепетно относилась к обеим чашкам, соединяя их, словно это были настоящие сердца, ее и ее Пети. 

Теперь Вера не стала этого делать — беспокойство, рожденное пережитым страхом, не оставляло ее. Она пыталась отвлечься мыслями, воспоминаниями, но тревога, словно заноза, напоминала о себе. Вера налила из маленького чайничка утреннюю заварку в чашку с кипятком и хотела добавить сахар, но обнаружила, что сахарница пуста. Ах! Она забыла, совершенно забыла, как утром не смогла выпить чаю, потому что вчера высыпала остатки сахара в тесто для блинов… А может, это было позавчера? Последнее время Вера все чаще путала события, забывала, что нужно купить в магазине. Эта рассеянность появилась после Петиной смерти. Она все время его ждет, иногда разговаривает с ним, будто он рядом и слышит ее. Она все время думает о нем, и поэтому забыла о сахаре. Сколько же его уже нет: месяц или два? Она даже потерялась во времени. Кажется, что он только вчера не вернулся в их уютную, однокомнатную квартиру.

Вера шумно потянула несладкий чай и обожгла нёбо. Через несколько секунд во рту скопилась горечь — перелила заварки. Захотелось чего-нибудь съесть, чтобы избавиться от этого привкуса, и Вера открыла холодильник. Он был пуст. Она напрягла память, пытаясь понять, куда делись все продукты. Даже осмотрелась вокруг, не выложила ли она их сама, чтобы разморозить холодильник, но на столах ничего не было. Тогда Вера заглянула во все кухонные шкафы и не обнаружила там ничего, кроме соли и перловой крупы. Странно, ведь она недавно ходила в магазин и принесла две огромные сумки продуктов. Даже несколько раз останавливалась по дороге, чтобы дать отдохнуть затекающим от тяжести пальцам. А теперь этого ничего нет… Когда же это было? Вера попыталась напрячь память, но дни перемешались в голове, и воспоминания снова уперлись в последний день Петиной жизни…

Он лежал на кровати и стонал от боли. Ей было бесконечно жаль его, но она ничего не могла сделать. Врачи уже не приходили — не было смысла. Он лежал и ждал смерти, а она сидела рядом и ждала чуда. Чудес не бывает, и однажды утром она не услышала его стона. Всю ночь просидела около кровати, приносила воды, поила, перекладывала подушки, поправляла одеяло, а к утру так сидя и задремала. В этот момент Петя умер. Не произнеся ни слова, не попрощавшись с ней, не поцеловав напоследок. Наверное, поэтому, от этой недосказанности Вере и казалось, что он должен вернуться, обязательно вернуться и сказать все, что тогда она проспала. Наверное, он говорил, но она не слышала. А он не решился ее разбудить. Пожалел…

Слеза скатилась с Вериной щеки и упала на скатерть. Сколько таких слез уже пролилось на кухонный стол. Она почувствовала, как вторая капля защекотала щеку, и вытерла лицо ладонью. Встрепенулась от воспоминаний и сделала еще один глоток чаю. Он был совершенно холодный.

Наступила ночь. Вместе с темнотой вернулся и страх. Вера была уверена, что напугавший ее мужчина придет этой ночью. Она прочитала угрозу в его безжалостном, холодном взгляде. Тогда в лифте ей показалось, что этот человек способен на зло, он способен даже на убийство. Краем глаза она заметила, как этот мужлан рассматривает ее, как пытается прижаться к ней своим огромным телом. Когда он зашевелился и кашлянул, Вере показалось, что вот-вот он бросится на нее и начнет срывать одежду. Она даже приготовилась закричать, но спазм перехватил горло. В этот момент двери лифта открылись, и Вера получила возможность бежать. Мужчина не стал преследовать ее, но Вера точно знала — он обязательно вернется.

Когда темнота предательски подкралась к Вериной квартире, страх овладел телом и разумом несчастной женщины. Не включая света в прихожей и стараясь двигаться бесшумно, Вера так примостила стул у входной двери, что спинка его уперлась в железную ручку, а ножки в стену напротив. Теперь, даже если этот бандит подберет ключи к замкам, он не сможет отворить дверь.

Вере казалось, что она сходит с ума, но страх не уменьшался, и уже инстинктивно она продолжала выдумывать способы защиты. Несколько раз проверила щеколды на окнах и форточках, для верности придвинула к входной двери обувную тумбочку, залепила пластилином глазок, достала с антресоли молоток и спрятала его под кроватью. Но когда забралась под одеяло, переложила молоток под подушку, обхватив цепкими пальцами его рукоятку.

Вера выключила ночник, но страшнее темноты была тишина. Она окружила со всех сторон, сковала своими объятиями, парализовала тело и превратила все Верино существо в напряженный слух. Теперь Вера слушала, как сторожевой пес. Она различала мужской храп в квартире сверху. Она слышала стук посуды в кухне Клавдии Петровны — значит, там еще не спят. От этой мысли стало теплее на сердце. Но скоро стук утих, и чувство одиночества вернулось. Вере хотелось только одного — чтобы солнечный свет поскорее озарил стены ее квартиры и развеял ночные кошмары. Она мечтала о наступлении утра, которое спасет ее от надвигающегося несчастья, но мысли непременно возвращались к человеку из лифта, и Вера, вспотевшая под толстым одеялом, которым пыталась укрыться от всего дурного, видела как безжалостные, грязные руки рвут на ней одежду, как отлетают от пальто пуговицы и катятся по полу лифта, как небритая щека трется о ее шею, а шершавые пальцы уже царапают кожу на бедрах, забравшись под одежду. Вера проваливалась в этот полусон и возвращалась в тишину непроглядной ночи, не понимая, что же на самом деле для нее страшнее — борьба или ее ожидание. Она чувствовала, как капельки пота катятся по спине, но не могла пошевелиться, потому что любое движение создает много шума, а тишина страшна именно своими звуками. Она страдала и сжимала под подушкой молоток — единственную надежду на спасение своей жизни.

Когда затихли все соседи, центром Вериного внимания стали звуки за окном. Она слышала и редкие торопливые шаги по асфальту, и далекую сирену скорой помощи, и лифт в соседнем подъезде, который уже дважды включал свои моторы. Но последней каплей, переполнившей Верино терпение, был звук лифта в ее собственном подъезде. Она услышала, что включился мотор, и представила, как странный и страшный ее попутчик поднимается в тесной кабинке на седьмой этаж. Вера затаила дыхание и ждала привычного скрипа открывающихся дверей… Но лифт поехал выше. Несчастная женщина выпустила из легких воздух и заснула.

Солнце еще не показалось на горизонте, но его яркий свет уже озарил город, стены и мебель Вериной квартиры. Она открыла глаза и потянулась. Ночного страха как ни бывало. Так приятно встречать новый день. Вера лежала, смотрела в светлеющее окно и вспоминала свои глупые ночные кошмары и сны, которые обрывками всплывали в памяти. Ей снилось, будто она парит в облаках, они такие легкие, нежные, а на душе покой и счастье, словно вернулось то время, когда Петя был рядом. А потом снилась земля, и она в этой земле, под землей… Чьи-то крики, чьи-то мучения, но лиц не было видно. Тяжестью сдавило сердце, но она проснулась, и новый день все развеял, словно ветер разогнал утренний туман.

Вера поднялась с кровати и подошла к окну. Часы на стене показывали половину девятого. Как долго она пролежала в постели после пробуждения, а сама и не заметила этого. Через двор проходили люди, проезжали машины, кто-то из соседней пятиэтажки нес мусорное ведро, кто-то с двумя пакетами пустых бутылок торопился в приемный пункт стеклопосуды. Жизнь текла привычным обыкновением.

Вспомнив, что у нее закончился сахар, Вера решила сбегать в магазин, чтобы затем выпить горячего чаю и чего-нибудь съесть. Она обернулась от окна и в ужасе вскрикнула. В ее кровати спала какая-то старуха, поджав под себя ноги и засунув руку под подушку. Она была безобразна, с растрепанными седыми волосами, бледной, сморщенной кожей на лице, обвисшей под собственной тяжестью. Вера оцепенела от ужаса и непонимания, как этот человек мог попасть в ее квартиру и лечь рядом, не потревожив сна. В эту минуту в прихожей прозвенел звонок, и Вера расслышала в подъезде мужские голоса. Громкий стук в дверь напугал ее, она бросилась в угол, чтобы спрятаться за занавеской между шкафом и окном…

В комнату вошло несколько человек. Двое из них были в милицейской форме, а двое оказались соседями с шестого этажа.

— Ну и вонь! — сказал один из милиционеров и приложил к лицу носовой платок. — Сколько вы говорите, не видели ее?

Соседка начала загибать пальцы, устремив взгляд куда-то в потолок, и затем произнесла: «Девять дней».

— Судя по запаху, так оно и есть. Посмотрите, в квартире все на месте, ничего необычного не замечаете? — обратился первый милиционер к соседям, пока другой выдвинул ящик письменного стола и достал из него Верин паспорт, в котором лежали деньги. Она точно знала, сколько там оставалось от пенсии. Милиционер стоял спиной к соседям и те не могли видеть, как ловким движением он сунул все деньги во внутренний карман кителя. Вера хотела его одернуть, но не решилась, не понимая, что происходит в ее доме, и откуда взялась эта старуха, которая почему-то не проснулась, когда в комнате стало так шумно от всех этих людей.

— Ну что, будем вызывать эксперта? — спросил первый милиционер у своего коллеги.

— А смысл? — ответил вопросом на вопрос второй и подошел к кровати. — Следов насильственной смерти нет, а запись в паспорте говорит сама за себя: Степанова Вера Григорьевна, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения. Сколько это ей… восемьдесят семь? 

— Было! – поправил первый.

Вера встрепенулась, услышав свое имя, но когда милиционер назвал возраст, решила, что он оговорился. Кому это восемьдесят семь? Хотя, дату рождения он назвал правильно… И, вдруг, она все поняла и… перестала бояться несчастной старухи, которая никак не желала просыпаться. Вера вышла из-за шкафа, но никто из присутствующих не обратил на нее внимания. Она подошла к кровати и посмотрела в сморщенные черты когда-то красивого женского лица, застывшего в своем последнем сне. «А не такая она и страшная!» подумала Вера, и яркий солнечный свет поглотил ее навсегда.

— Родственники у Степановой есть? — спросил первый милиционер, разглядывая паспорт покойной.

— Муж умер лет десять тому назад, а больше у нее, кажется, никого не было. Она, вообще, необщительная была. Особенно после Петиной смерти. Вся в себя ушла. Все ждала, что он вернется. Наверное, так потихоньку с ума и сошла.

 

***

 

2005 год Метки: ,


Последние публикации в категории


Похожие публикации