Ученик первого года обучения средней школы Энда подъехал к своему дому, снял лыжи, воткнул их в снежный сугроб рядом с порогом, и перед тем, как войти внутрь посмотрел на часы.
Путь домой из школы обычно был длиннее, потому нужно было задержаться на улице, чтобы поболтать с друзьями о всякой всячине, почитать объявления в магазине, но кроме того, Энда ехал медленнее из-за того, что забывал смазать лыжи специальной мазью, и подтаявший за день снег прилипал к ним, мешая как следует разогнаться. Другое дело по утрам, Энда выскакивал из остывшего за ночь дома и, стараясь согреться, скользил в школу быстрее ветра.
Обычно, снег держался не тая, с середины октября по самый конец апреля. Энда жил дальше всех от школы и потому благодаря этим вынужденным тренировкам дважды в день, он стал первым в классе по лыжным гонкам.
Можно было сколько угодно ругать смену климата, глобальное потепление, последовавшее за ним таяние ледников на полюсах, и как результат охлаждение планеты, но родителям Энды это было как раз на руку. Благодаря смене климата у них была работа.
Когда перемёрзли все виноградники во Франции, Испании, в целом по всей Европе и перестали плодоносить виноградники Калифорнии, спрос на Африканский виноград возрос необычайно. Вино лилось рекой и потому отец и мать Энды мотались на сбор винограда в Кению.
Родителей Энда почти не видел. Уходили они, пока он ещё спал, а возвращались уже за полночь, усталые до изнеможения.
Войдя в дом, Энда почувствовал запах тушёной капусты, этот аромат трудно было спутать с чем-то ещё, в силу его специфической силы ударяющей в нос, да и не так уж часто, что-то другое готовилось в доме.
Бабушка и дедушка Энды были ему вместо родителей, вечно пропадающих на плантациях. Они сидели у панели телевизора день и ночь, как восковые фигуры, как памятники самим себе, отвлекаясь только на приём пищи и на незначительные дела по хозяйству.
Появившись в гостиной, Энда сделал вид, что рад видеть бабку и деда, они в ответ улыбнулись ему, сказали, что обед на плите, и продолжили наслаждаться любимым сериалом.
— Бабушка, дедушка, — без оптимизма обратился к ним Энда, глядя в их спины.
— Да, привет, как дела в школе? — не отрываясь от телевизора, ответили они в один голос.
— Я ненавижу этот китайский язык! Это выше моих сил, что мне делать?
На этот раз, бабушке и дедушке Энды пришлось оторваться от просмотра. Расстроенный тон внука призывал их сфокусировать на нём своё внимание и отдать ему свой долг воспитателей.
— В чём причина твоего плохого настроения, Энда? — первой начала бабушка.
— Я не хочу учить китайский язык. Меня это достало, тошнит от него, хуже, чем от вашей капусты!
— Капуста тут не виновата, но язык надо как-то учить, тебе нужно будет работать, создавать семью, ты, что об этом думаешь? — бабушка попыталась объяснить внуку прописные истины.
— Я и думать не хочу, мои мозги спеклись уже от этих иероглифов!
— А я, тебя понимаю, Энда, — поддержал его дедушка, — я так и не выучил его, сколько не бил меня учитель бамбуковой палкой по голове.
— Вот потому ты его и не выучил, что учитель вышиб тебе все мозги этой палкой. Меня вот не били по голове, так я выучила всё, да ещё и любого китайца научу их грамоте! — весело поддержала тему бабушка.
— Дед, баб, это всё прикольно, офигеть! Но мне то, что делать? Я из школы убегу, клянусь, не выдержу!
— Ну что там ещё, выкладывай, ведь это не единственная причина, из-за которой у тебя плохое настроение?
— Они дразнят меня рыжим и лупоглазым. Я, реально сделаю себе пластическую операцию по сужению разреза глаз.
— Ну, не торопись с выводами, ты очень привлекателен, такой как есть, — пыталась успокоить его бабушка.
— Сегодня утром на линейке перед уроками, когда мы пели гимн, меня толкнули, я упал, как дурак, и все смеялись при этом.
— Тот, кто толкнул, конечно, китаец? — с пониманием спросил дедушка.
— Да, и притом, самый противный, толстый, его отец владеет фабрикой переработки морепродуктов в Донегале.
— Ладно, давай так, вымой руки, поешь, сделай уроки, потом посидим, потолкуем, — предложил дедушка
Оставшись вдвоём в гостиной, бабушка и дедушка Энды с досадой глядели друг другу в глаза и рассуждали.
— Что же нам теперь делать?
— А что нам делать? Делать, конечно, нечего. Делать надо было тогда, когда Америка перекупила долги Ирландии у Евросоза, или тогда, когда она сама обанкротилась и стала китайской провинцией. Вот тогда надо было что-то делать. Ты же помнишь, что когда первые баржи с китайцами пришвартовались в дублинском порту, я думал, это туристы, но когда китайский язык стал главным государственным языком, кричать «Караул!» уже было поздно.
— Дорогой, мы не в силах что-то изменить. Китайцев вообще не победить, они как крапива появляются повсюду. Мы должны каким-то образом помочь внуку. Может, будем дома говорить по-китайски, чтобы он лучше понимал и запоминал китайский?
— Может.
— Может, тебе сходить в школу и поговорить с учителем?
— С кем, с этим мандарином? О чём мне с ним говорить, я бы лучше его палкой бамбуковой, если б только мог.
— Может, мальчика сводить к психологу, как-то он выглядит уж чересчур обеспокоенным.
— Не знаю. Эх, как было бы здорово поменять всё. Давно я не следил за техническими новинками, машину времени не изобрели ещё?
— Балбес ты у меня, восьмой десяток уже разменял, а в голове одни детские фантазии, — улыбаясь, пожурила старика его жена.
Энда, ушёл в свою комнату, поскучать наедине, чем облегчил заботу бабушки и деда, неотложно заняться его проблемами. Потом Энда долго не мог заснуть. Он ворочался в своей постели, в голове колесом вертелись ненавистные иероглифы и позы гимнастики Цигун. Он слышал, как вернулись родители, как шумел душ, как, наконец, всё стихло, но сон так и не шёл к нему. Энда поднялся, посидел на краю кровати решая почитать или проверить сообщения на своей страничке социальной сети. Позевав, он принял иное решение и пошёл в спальную комнату родителей, поглядеть на них, хотя бы на спящих, раз им не удаётся видеться днём. Родители спали на боку, как две ложки — одна в другой. Энда залюбовался, и его внимание привлёк жуткий синяк с кровоподтёком на спине отца, минутку поколебавшись, Энда его разбудил.
— Папа, что это такое? — спросил сын отца, с таким сочувствием, которое мог выразить только человек, узнавший цену боли и обиды на собственном опыте.
— Сын, прости, что я напугал тебя. Это моя собственная ошибка, я не хотел бы кого-то обвинять. След на моей спине, это след моей беспечности и самонадеянности, это след плётки, удар которой я получил за то, что во время работы ел виноград.
— Папа, как такое возможно?
— Возможно, сынок, в наше время рабочее место надо ценить, и хозяин пользуется этим.
— Папа, в какое жестокое время мы живём.
— Сложное время, Энда, сложное, но не сложнее других. Я боюсь, что существуют другие миры, где разумные существа живут по таким же законам, и там так же добро борется со злом.
— Да, пап, ты знаешь, в школе такие же законы борьбы за выживание?
— Знаю, сын, я тоже прошёл через это, хотелось победить всех и добиться справедливости.
— Очень хочется, пап, я бы наказал всех обидчиков, но лучше бы сделать так, чтобы их вообще не было.
— Ты бы хотел, чтобы это было смыслом твоей жизни?
— Вполне.
— Была бы твоя на то воля, не побоялся бы ты пуль и штыков ради достижения свободы?
— Нет, не побоялся бы, во мне столько страсти бороться!
— Ладно, Энда, давай по стаканчику молока и спать! Дай Бог дожить до субботы, тогда и виски будет не лишним.
На следующий день в школе, во время перемены, кто-то приклеил портфель Энды суперклеем к потолку. Он исподлобья оглядывал весь класс, пытаясь выяснить кто же автор такой гнусной проказы, а все ученики в классе ржали как лошади, и, по всей видимости, не торопились проявлять сочувствия к его оскорблению.
— Что, Энда, у тебя крылья выросли? — подкалывали его одноклассники.
— Нет, он решил себе ноги удлинить!
— Он надумал женские туфли носить, на высоких каблуках. Ну что, Энда, юбку завтра оденешь?
— Давай, давай, задерём ему юбку, поглядим что он под ней прячет!
Шуткам не было конца, это казалось концом жизни, и только падающий снег за окном напоминал о том, что ничего не изменилось, завтра снова взойдёт солнце и подарит надежду на тёплое лето, на каникулы и свободу, на право на личную жизнь, на нерушимое собственное пространство.
Долгожданный вечер субботы собрал за одним столом всё семью. Джон, отец Энды, был необъяснимо возбуждён, глаза его блестели сумасшедшим огнём, словно он уже успел принять стаканчик обжигающего «Падди», но бутылка виски стояла на обеденном столе не початой. Мать совершала последние кулинарные трюки над кастрюлями и сковородами, наконец, ужин был готов и разложен по тарелкам, бокалы наполнены, и вся семья с единым воодушевлением принялась за трапезу.
Подкрепив своё красноречие, глотком любимого напитка, Джон начал разговор.
— Друзья мои, а не задумывались вы когда-нибудь, что происходит с людьми?
— А что с ними происходит? – Поинтересовалась его жена, делая вид, что она не в курсе того, что сейчас будет сказано.
— Я имею в виду странные исчезновения и непонятные появления людей, — попытался пояснить Джон, — вы, полагаю, газеты читаете и телевизор смотрите, видите объявления: «Пропал человек», или «Разыскивается человек», мол, ушёл в магазин и не вернулся, и никаких следов?
— Марсиане, или иные инопланетяне воруют людей. В годы моей юности, фильмы об инопланетянах были очень популярны, — вставила бабушка.
— Допускаю, а как вы объясните такой факт, появляются люди ни с того ни с сего, никто не может их опознать, они сами, якобы, не знают кто они и откуда, нет записей в электронных системах данных. Они никто и ниоткуда. Как вы это объясните? Опять, инопланетяне подбросили?
— Ну, давай уже, рассказывай, Шерлок Холмс,свою версию, — хитро прищурил глаза дед, выражая своим видом, что и ему что-то известно, и что весь этот спектакль разыгран для одного зрителя в этой комнате, но он об этом совершенно не догадывался.
— Друзья мои, это не инопланетяне. Это параллельные миры. Некоторые люди, в силу особых причин, способны перемещаться между параллельными мирами.
— Папа, знаешь, я в инопланетян охотней поверю, чем в параллельные миры, — с явным сомнением, возразил Энда.
— Согласен, в инопланетян можно поверить. Когда-то люди в телепортацию не верили, а теперь, пожалуйста, перемещаемся с континента на континент в считанные секунды. Как бы я ещё в Кению мотался, если бы не телепорт?
— Милый, — вставила реплику жена Джона, — давай допустим, что это правда. Тогда, следуя твоей логике, где-то есть лучший мир, и мы туда, как бы правильней сказать, «эмигрируем»?
— Нора, твоя версия, любопытна, но мир устроен иначе. Параллельность выражается в другом. Она не в том, что где-то существуют миры лучше, а где-то хуже. Это один и тот же мир, только время в нём относительно, то есть, эти параллели называются: прошлое, настоящее и будущее. Именно на этом принципе скольжения в параллельных мирах и будет работать машина времени, когда её изобретут. Принцип известен, но теория не доказана, и механизм, тем более, не изучен.
— Сын мой, ну и к чему ты завел этот незрелый разговор? – дедушка заострил внимание на сути.
— Просто, факты есть, и, значит, есть способ это осуществить. Дело в том, что один шаман Вуду, недалеко от плантации, где мы работаем, как раз и практикует что-то в этом роде за скромную плату.
— Чушь, такого не может быть, ты африканских сказок наслушался, сынок, — возмутилась бабушка.
— Не хотите, не верьте, но факт, остается фактом. Он отправил уже некоторых знакомых моих знакомых.
— Ну и что, все довольны?
— Вот это, к сожалению, невозможно узнать, никто не возвращался оттуда, — сказал Джон озабоченно.
В постели, перед сном Нора говорила мужу:
— Ты не можешь так поступать, Джон. Это опрометчиво с твоей стороны.
— Я знаю, я и возражать не буду. Мне тоже нелегко решиться на это.
— Я проживу остаток дней в вечных страданиях, милый.
— Знаешь, Нора, когда ты знаешь, что твоя миссия выполнена, можно жить счастливо. А что может быть лучше, чем сделать других людей счастливыми? Осознавать успех выполненной миссии, вот наивысшее счастье.
— Высшая миссия женщины, воспитание детей и внуков, а успех, это дело мужчин.
Воскресенье было необычным. Вместо высокопротеиновых, богатых клетчаткой гранул сухого завтрака, из кухни доносился невероятный запах, манящего, раздражающего обоняние, какого-то притягательного роскошного блюда. На тарелках лежали толстенькие кружочки белого и чёрного пудинга, поджаренные до румяной корочки свиные сосиски, почти прозрачный ломтик жареного бекона, спелая фасоль в томатном соусе, жареные помидоры и аккуратненькие грибочки, и наконец, яичница глазунья с ярко-оранжевым глазом. Всё это продолжало скворчать на нагретых тарелках, и от вида всего этого великолепия взгляд Энды выражал, скорее испуг, нежели удивление.
— Что это? — спросил он, с аппетитом погладывая на тарелки.
— Это называется Полный Ирландский Завтрак, когда это было очень популярно, попробуем?
— Попробуем, а откуда это? В наших магазинах такого нет.
— В Кении всё есть, но я не об этом, — ответил Джон, — угощайтесь. Нравится?
— Безумно вкусно, — ответила Нора, — оглядывая тарелку и гадая, кусочки каких частей этого блюда следует кушать одновременно.
— Я не хотел бы покупать тебя едой, — обратился Джон к сыну, — наш стол сегодня, это не просто завтрак, это свидетель того, что мы потеряли.
— А кто виноват, пап?
— Политики, сын. Знаешь, что такое политика? Это очень трудная работа. Представь, в одной комнате капуста, заяц и лиса, так вот задача политика сделать всех счастливыми, так, чтобы лиса не съела зайца, а заяц не съел капусту.
— Трудно, папа, но я бы смог.
— Уверен? А как бы ты это сделал?
— Я бы их расселил по комнатам.
— Нельзя, это противоречит принципам демократии.
— Тогда я бы дал им право голосовать и выдвигать собственного кандидата.
— Допустим, и что все будут счастливы одновременно при этом?
— Боюсь, нет. Точно нет, — подумав, ответил Энда.
— А ты не бойся, просто старайся изо всех сил, в этом и есть главный секрет – не бояться никаких трудностей, не замечать преград, и бороться до победы! Ты смог бы повести людей за собой и сделать нацию счастливой?
— Пап, а не рановато для меня, мне только двенадцать?
— Для тебя в самый раз, а для этого мира уже поздно меняться. Я верю в то, что было бы здОрово сохранить то хорошее, что когда-то было. Ты понимаешь меня?
— Как-то смутно, пап.
— Видишь ли, тот негатив, что мы сегодня имеем, это результат ошибок многих поколений. Ты вернёшься в 20-й век, в тот период, когда был переломный период во многих сторонах жизни. Ты станешь политиком, правильным политиком, и ты не позволишь допустить вот такого кризиса. Ты станешь мессией, — и Джон попытался разрядить напряжённую атмосферу широкой улыбкой.
— Значит, если я решусь на это, мы никогда не увидимся?
— Никогда. Мы с мамой – люди заблудившегося поколения. Ты – человек будущего. Твои глаза видели всё самое печальное в истории твоего народа, но твоя душа чиста и не успела зачерстветь. Ты изменишь ход истории, своей истории.
Через две недели, в семь часов утра, в кабину телепортера, кроме Джона и Норы вошли ещё трое. Двое пожилых людей и юноша. Контролёр, который проверял входящих в телепорт, сверяя их удостоверения с утверждённым спискам, заговорщицки кивнул Джону, и получив от него сложенную вчетверо купюру в сто евроюаней, сказал:
— Только, не опаздывайте к окончанию моей смены.
Появившись в точке намеченного перемещения, Джон не пошёл на работу, а повернул на маленькую дорожку к лесной деревеньке. Вся его семья следовала за ним по тропинке.
В убогой хижине их уже ждали. В атмосфере общей нищеты, в центре помещения стоял стол, по углам которого горели свечи, и чадили благовония. В голове стола, протянув руки в замершей позе, стоял чёрный шаман в деревянной маске, обработанной грубо, как будто вырубленной топором из единого куска дерева.
Джона и семью встретил проводник, который без излишних церемоний спросил:
— Вы, решили в какой промежуток времени, вы решили переместиться?
— Да, — ответил Энда.
— А кто перемещается, неужели вы, молодой человек? – спросил посредник, с удивлением гладя на Энду.
— Да, я, — решительно ответил Энда.
— Вы уверены, вы ещё так юны?
— Ничего, зато у него есть благородная цель, он знает что делает, — поддержал Джон своего сына.
— Хорошо, у вас подготовлена легенда, для появления в ином времени, документы?
— Да.
— Ну, хорошо, молодой человек, ложитесь сюда, закройте глаза, представьте себя внутри своих мыслей, теперь представьте дату цели вашего перемещения в виде объёмных цифр.
— Всё представил.
— Отлично мы готовы к перемещению. Как вас зовут? — спросил шаман Вуду.
— Энда Кенни.
— Всего вам самого наилучшего в новом времени, Энда Кенни! — Произнёс шаман, и начал читать своё заклинание.
Метки: Алексей Иванов-Царёвококшайский, Литературный биеннале