Безмолвная боль затаённой печали.

Можно все заветное покинуть,

Можно все навеки разлюбить.

Но нельзя к минувшему остынуть,

Но нельзя о прошлом позабыть.

Одной из колоритных фигур русской поэзии начала 20 века был Константин Бальмонт, потомок ирландских или шотландских моряков, осевших в России, — фигура колоритная, одиозная, непредсказуемая и талантливая. Марина Цветаева, единственный друг поэта в эмиграции, напишет о нём: «Бальмонт — помимо Божьей милостью лирического поэта — пожизненный труженик”. Им написано  35 книг стихов, 20 книг прозы, переведены томами произведения Эдгара По,  Шелли, Кальдерона, Оскар Уайльда, Лопе де Вега и других поэтов и писателей.

Константин Бальмонт совершил 2 кругосветных путешествия;  современники говорили, что он увидел больше стран, чем все другие русские писатели вместе взятые. Он владел 16-ью языками и постоянно совершенствовал свои знания. C живым впечатлением Бальмонт  перевёл “Историю Скандинавской Литературы”, Болгарскую поэзию, Югославские народные песни и былины, “Жизнь Будды”, испанский фольклор, словацкий и грузинский эпос, внушительную часть мексиканской и японской поэзии.

Его титаническому труду предшествовало обучение на юридическом факультете, прерванное революционной деятельностью и дальнейшее самообразование в области истории, философии, литературы и филологии. Юная пылкость и дерзость вовлекли Бальмонта в  сопротивление против царской тирании; он участвует в студенческих митингах и рано познаёт невзгоды  преследования, арестов и ссылок. Его  поэзия квалифицировалaсь как максимально крамольнaя, изымалaсь охранкой и не допускалaсь к печати.  Впоследствии автор вспоминал, как казёное образование и самодержавный суд “надолго изуродовали» его нервную систему. Он стал раздражителен, неустойчив.

Эмоциональная нестабильность усугубляется трагедией в личной жизни  и толкает его на самоубийство — он прыгает из окна третьего этажа. Болеет год, хромает всю последующую жизнь. И всё же находит в себе силы и как птица-Фених восстаёт из пепла победоносцем: 20-ый век встречает Костантина Бальмонта лаврами.

Опубликовав последние сборники стихов, Бальмонт становится неимоверно популярным. Его любовная поэзия затмилa всё предыдущее искусство: его читали повсеместно, декламировали и пели с эстрады. Группы новоявленных «бальмонтистов» подражали его стилю, а «бальмонтистки» обивали пороги дверей посещаемых им домов. Кавалеры нашёптывали его слова своим дамам, гимназистки переписывали в тетрадки: Россия была влюблена в своего новоявленного кумира  —   Бальмонт был гениален и дьявольски красив.

11 марта 1912 года на заседании Санкт-Петербургского университета  по поводу 25-летия литературной деятельности в присутствии более 1000 собравшихся К. Д. Бальмонт был провозглашён великим русским поэтом.

   Я — внезапный излом,

Я — играющий гром,

     Я — прозрачный ручей,

   Я — для всех и ничей.

     Вечно юный, как сон,

       Сильный тем, что влюблён

   И в себя и в других,

     Я — изысканный стих.

Октябрьскую революцию1917  Бальмонт  встречает восторженно, сотрудничает в Обществе пролетарских искусств, однако последствия коммунистической власти ужасают его. «Когда революция переходит в сатанинский вихрь разрушения – тогда правда становится безгласной или превращается в ложь. Толпами овладевает стихийное безумие, подражательное сумасшествие»,- пишет он перед отьездом из кровавой России…навсегда.

Годы эмиграции в Париже тянулись безрадостно. Политика окончательно отвратила его:»то что творитса в России сложно и запутано, то, что творится в Европе — противно», — писал он. «Жизнь среди чужих в бездуховной Европе» усиливала тоску по родной земле, куда он не мог вернуться.

Я с вами разлучён, деревья,

Кругом ненужный мне Париж,

А там, где вы, вдали, кочевья

Звенящих пчёл, улыбка девья

И солнце — праздник каждодневья.

Зеленовейность, воля, тишь.

В письме к Ромену Роллану он опрaвдывал свою эмиграцию: «Поверьте, мы не  бродяги по природе, как это может вам казаться. Мы покинули Россию, чтоб иметь возможность в Европе попытаться хоть что-нибудь крикнуть о Погибающей Матери».

Жизнь теряла смысл и ухудшалась с каждым днём; казалось, обретённая на родине, удача покинула его на чужбине. Эмиграция стала для поэта медленной смертью.

Отчего мне так душно? Отчего мне так скучно?

Я совсем остываю к мечте.

Дни мои равномерны, жизнь моя однозвучна,

Я застыл на последней черте.

Я не прежний весёлый, полубог вдохновенный,

Я не гений певучей мечты.

Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный,

Я стою у последней черты.

Постоянная нищета и ностальгия окончательно разрушили его психическое здоровье; невротические расстройства обострились.

Я насмерть поражён своим сознаньем,

Я ранен в сердце разумом моим.

Я неразрывен с этим мирозданьем,

Струя огонь, я гибну сам, как дым…

…В маленьком французском пригороде в бoгодельне, построенной Матерью Марией /  в девичестве Елизавета Юрьевна Пиленко/ для нищих и бездомных, бесславно угасал один из самых великих поэтов Серебрянного века — Константин Бальмонт. Его глаза безумно смотрели в неопределённую даль, потерявшись в лабиринте запутанных мыслей.  Его стоны оставались без внимания, его голос терялся в эфире, слова его были неразборчивы…слова, сотрясавшие когда-то салоны Российских ценителей.

Бывший триумфатор и светский лев, он с трудом напоминал  знаменитого поэта, окружённого почитателями и поклонницами. Ему ли подражали, перенимали внешность, блистательную отделку стиха, щеголяние рифмами, созвучаниями, — и самую сущность его поэзии? Его ли осыпала ландышами ликующая публика? Ему ли посвящали стихи, видя в нём «стихийного гения», вечно вольного Аригона, обречённого возвышаться над миром и полностью погружённого «в откровения своей бездонной души»?

Было ли, не было?…

Сабина Салим            Метки: Иммиграция, Константин Бельмонт, Марина Цветаева, соотечественники